Арабески. Приключения и фантастика - Михаил Буканов

А начиналось всё это так. Весна 1898 года была в полном разгаре. Как-то внезапно по улицам потекли потоки талой воды. Дворники не успевали чистить улицы. Скребки ссыпали на проезжую часть рыхлый снег, освобождая тротуары для пешеходов. Днём звонко пели птицы, радостно звенела капель. Прохожие с опаской косились на карнизы домов, откуда в любой момент мог съехать пласт талого снега, а то и чистый лёд. Огромные сосульки всеми цветами радуги сверкали в лучах яркого апрельского солнца. Небо было высоким и синим. Явственно пригревало солнце. Но это днём, a холодной ночью матушка-зима, вовсе не желая отступать, замораживала лужи и лужицы, превращая проезжую часть и тротуары в голый лёд. Будущий выпускник Николаевского юнкерского училища фельдфебель Алексей Кошкин сегодня был в прекрасном настроении. По результатам обучения выходил он в пятёрку лучших среди сотоварищей, a это означало, фельдфебель и помошник командира роты Кошкин мог выбирать, практически, любое место службы на территории Российской империи. Извещённый об этом отец советовал выбрать гвардейский Семёновский полк. Он сам проходил там службу, так что ручался, полк его примет, согласие офицеров гвардейского полка на приём в свою среду новых офицеров было непременным условием для прохождения службы. Ну, и обязательно учитывалось как знатность дворянского рода претендента, так и его репутация и результаты учёбы! Однако, у Алексея были серьёзные собственные возражения. В глубине души совершенно не желал он продолжения карьеры военной. Брат его, Константин, учился в Санкт-Петербургском университете на факультете правоведения, u многие его рассказы, связанные с юридической практикой, запали в душу будущего бравого офицера. Так что уже ушел по команде рапорт его с просьбой на Высочайшее имя о направлении будущего выпускника и офицера в департамент сыскной полиции на должность инспектора. И вскоре, когда перед строем на плацу Николаевского кавалерийского училища зачитывался высочайший указ о присвоении офицерских званий выпускникам, подпоручик Кошкин узнал о полном удовлетворении просьбы его и направлении после выпуска для прохождения службы в распоряжение Департамента сыскной полиции города Рига! Титулярный советник Кошкин начал прохождение службы со встречи с директором департамента. Обрусевший прибалтийский немец Конрад Карлович Грубер имел звание статского советника и репутацию строгого, но справедливого службиста. Причём службиста не чуждого новых научных открытий в области криминалистической науки. Так при нём начал действовать антропометрический кабинет, где задержанные подвергались тщательным измерениям по определённой системе, что позволяло улучшить их опознание при дальнейших приводах и задержаниях! Широко применялось фотографирование. Знакомый с теорией Ломброзо статский советник Грубер охотно описывал различные типы преступников с точки зрения этого автора. Были и редкие специалисты по созданию, так называемых скетчей, художники-моменталисты, умеющие мгновенно набросать портрет любого человека, доставленного сыщиками в сыскное отделение полиции. Департамент располагал тремя сыскными отделениями. Одно обслуживало курортное побережье. Все эти Юрмалы, Майори и Дзинтари. Mесто отдыха чистой публики. Второе боролось с преступностью в собственно городе, a Рига город не малый, cо своим историческим центром, соборной площадью и Домским собором, старинными купеческими очень старыми домами, погребками и огромными доходными домищами. А также и рабочие окраины, где вперемешку строились как дома собственников на одну, две семьи, так и рабочие казармы, населённые вчерашними крестьянами, а ныне работниками механических мастерских, депо, складов и пакгаузов Рижского рынка, грузчиков порта и иже с ними! Cамым главным местом, городской клоакой, пристанищем уголовных элементов и низов городского общества, был рижский порт. Широкая и полноводная Даугава позволяла швартоваться и огромным морским судами, и судам каботажного плавания. Здесь же размещались ремонтные доки, цеха морского завода, пакгаузы, склады для хранения и перевалки товаров. Жизнь в этом месте Риги не замирала ни на минуту. Никакого отделения полиции не хватало. Ничтo не могло пресечь преступной деятельности местных обитателей. Здесь вполне мирно уживались воры латышские и русские «Иваны». Немецкие воровские сообщества соседствовали с контрабандистами Скандинавиu. Cуществование этого гадюшника постоянно сопровождалось потоком преступлений, смывающих основы правопорядка, самых разных по-форме и гнусных по- содержанию. Убийствами, ограблениями, воровством со складов и пакгаузов здесь было не возможно кого-либо удивить. Ну, и, конечно, огромный поток контрабанды просто захлёстывал порт. Французские вина и коньяки, необандероленные сигары и трубочный табак, ром с Ямайки и китайские шелка. Бразильский кофе и пряности Аравии. Товарооборот нелегальной торговли в разы превышал официальный. Вот для борьбы с этим многоглавым змеем и было создано специальное сыскное отделение! Ваше высоко благородие, – произнёс Алексей! Титулярный советник Кошкин представляется Вам по случаю своего вступления в должность. Рад служить под вашим руководством. Разрешите представить мои сопроводительные документы. Наслышан, наслышан, батенька, – прозвучало в ответ. Прошу, прошу вас садиться. Мы здесь люди штатские, так что по-простому. Вам, наверное, сперва трудно будет отвыкнуть, но сыскная полиция, собственно говоря, не армия. Так что попрошу без чинов. Только по имени, отчеству. Так и обращайтесь – Конрад Карлович! Да-с! Благодарю, – всё ещё строго по уставу отвечал Алексей. Дело для меня действительно новое и очень на первый взгляд сложное. Кадет. Юнкер. Столько лет всё по-военному. Придётся привыкать костюм штатский носить, и режим жизни и привычки многие изменить. Уважаемый, Конрад Карлович. Может вы насчёт места проживания посоветуете. Я пока в гостинице разместился. Вы, наверное, знаете, «Балтия». На улице Суворова. Да, знаю. Место хорошее. Да вот, дороговато. Так что я бы вам порекомендовал переехать в один из домов в центре Риги. Можно снять приличную квартиру за небольшие деньги. Вы потом посмотрите объявления в газете «Вечерняя Рига», их полно. Имею вам сообщить следующее. Ближайшие две недели вы проведёте в нашем департаменте с целью ознакомления с азами работы. Я вас прикреплю к коллежскому асессору Ванюшину Павлу Иванычу. У нас в Департаменте отвечает он за работу с агентурой в масштабах города, да курирует отделения сыскной полиции по оперативно-розыскной работе. Очень опытный и трудолюбивый чиновник, отменной души человек. Конечно, за две недели, как и за год никакого особого опыта не приобретёшь. Тут речь о годах службы, но навыки Вы получите. Будет от чего оттолкнуться. И вот что ещё! Широко рекомендую почитать служебные инструкции, Уложения, да и законы империи нашей российской посмотреть. Выучить бы основное наизуст не плохо. Так что жизнь Вас ждёт непростая, загруженная, работы – край непочатый! Удачи я в делах от всей души Вам желаю, май либер юнге фройнд! Если вопросов нет, можете идти, Павел Иванович извещён и ждёт! Прошу вечером ко мне, отобедать. Следующие две недели пролетели объёмно и стремительно, было получено такое количество новых впечатлений, увидено столько отвратительных лиц, сколько не получал и не видел новый служащий сыскного департамента за всю предыдущую жизнь. Состоялся и переезд из гостиницы на новую, съёмную, очень приличную квартиру, расположенную в одном из переулков за Домским собором, a знакомство с дочерью начальника сыскного департамента, милой хохотушкой Варенькой, приятно грело сердце и обещало некое продолжение впереди. Кстати, вечерний обед запомнился и тем, что присутствовали все начальники отделений и их заместители. Приятное сочеталось с полезным. За столом блистали и жёны чиновников, a истинной душой салона, его феей, была восемнадцатилетняя дочь Конрада Карловича. Так мило играть на фортепьяно, так петь! Вот уж действительно «гений чудной красоты». Хвала бессмертной русской поэзии, cовершенно точное определение. Ну, а коллежский асессор Ванюшин, с которым познакомился в первый же день Алексей, оказался человеком мало похожим на грозу воров и бандитов! Среднего роста плотный человек с рыжими нафабренными усами, одетый в костюм-тройку серого цвета, туфли с гамашами и шляпу-канотье, напоминал скорее преуспевающего импрессарио, или средней руки коммивояжёра, чем сотрудника сыска. После короткой экскурсии по всему зданию Сыскного департамента, выдачи новому чиновнику оружия, личного знака и служебного удостоверения, Павел Иванович коротко рассказал об оперативной обстановке в Риге и её окрестностях. Картина была впечатляющая и вовсе не радующая. Шквал преступлений грозил захлестнуть всю инфраструктуру сыскной полиции. Многоголовая гидра преступности полностью подтверждала свою мифологическую основу. Многочисленные аресты не приводили к успехам. Шедшая в тенета закона мелкая рыба вовсе не облегчала положение. Надо было брать вожаков. Внедряться в национальные объединения. Пока же получалась стрельба по воровским воробьям из орудий крупного калибра. И с тем же эффектом. Как и настоящие птичьи стаи, преступники просто меняли места проживания, или отсидев мизерные срока, возвращались к прежним доходным ремёслам. Именно такую картину нарисовал новому сотруднику опытный сыскарь Павел Иванович Ванюшин. А тут ещё местные латышские националисты, ратующие за отделение от Российской империи, анархисты, пытающиеся решить проблемы анархо-синдикалистского движения с помощью бомб и маузеров, остатки народников «к топору зовущие Русь». Не мало было местных еврейских националистов -революционеров, «бундовцев», стоявших на платформе, причудливо сочетающей марксистское учение и чисто национальные мечты о Сионе. Требовалось, и ещё как требовалось, постоянное и тесное сотрудничество с коллегами из местного состава жандармского отделения. Постоянной угрозой в городе были социалисты-революционеры, своим крайним составом прямо смыкавшиеся с террористами-бомбистами анархистов. Близость Европы, морской порт с его возможностями контрабанды оружия, взрывчатки и прокламативного материала, несомненно ухудшали положение, подпитывая и без того взрывоопасную среду. Bновь испечёный титулярный советник с головой окунулся в работу. Уже через неделю руководству стало ясно. В лице нового сыскного чиновника департамент получил чрезвычайно работоспособного и продуктивного сотрудника, o чем и было доложено статскому советнику Конраду Карловичу Груберу. Ванюшин, описывая Алексея Кошкина, не избёг массы похвальных выражений, и было от чего придти в восторг. Оказалось, титулярный советник не плохо знаком с уголовным законодательством, изучал в объёме университета судебное делопроизводство. Не зря за счёт личного времени проводил время на лекциях знаменитых московских профессоров права будущий сыщик. Да ещё в один из первых же дней службы, будучи в затрапезном кабаке в районе порта, Алексей не только сумел обезвредить напавшего на них уголовного «Ивана», но и уложил его первым же ударом. Время, проведённое на занятиях джиу-джитсу, физические упражнения развивающие силу и первое место по эспадрону среди своего выпуска чего-то, да стоили! Уже в помещении департамента, доставленный туда уголовный авторитет попросил показать ему человека, сумевшего легко с ним справиться. Ванюшин не преминул использовать встречу для завязывания полезных знакомств в среде русского воровского мира. Как вы знаете, «Иван» вовсе не было именем. Это был воровской ранг самой высокой пробы. «Иваны» были организаторами жестоких и дерзких преступлений. Вожаками преступных группировок. За многими из них числилось по несколько сроков, в том числе и каторжных. Часть этой верхушки низов общества вообще находилась на нелегальном положении после побегов из тюрем и каторги. Отличительным знаком «Ивана», как воровского авторитета, была белая, заправленая в брюки рубаха с вышитыми по разрезу спереди красными «петушками». Хромовые сапоги со скрипом, да вечный финский нож за их отворотом дополняли картину. После первого допроса и проверки по картотеке было установлено: Задержан Фролов Марьян Иванович, из крестьян, 1856 года рождения, уроженец города Мстиславля Могилёвской губернии, pанее неоднократно судим. Находится в розыске по случаю побега из под стражи, совершенного в прошлом, 1897 году в городе Нарва. Четырежды судим за разбойные нападения, последний раз за контрабанду. Поговорите с ним, Алёша! – предложил Ванюшин. Попробуйте войти в контакт. Такие волки уважают грубую силу, a вы, по всему видно, не просто поразили, ошеломили ворюгу. Ваша задача расположить его к себе. Не стесняйтесь, oбещайте и уговаривайте. Иногда полезнее забыть вину одного мерзавца, но с его помощью избавить общество от многих паразитов. Не расслабляйтесь. Волчина этот Фролов тот ещё. Может и напасть внезапно. А вы, милостивый государь, используйте тактику кнута и пряника. Я вот приказал заковать скотину в ручные и ножные кандалы, да пить не давать, да покормить селёдочкой. Думаю, к беседе с более мягким человеком будет он готов. Спуститесь в подвальное помещений, там у нас камеры предварительного заключения, и приступайте. Я буду наблюдать и слышать всё. Маленькое зеркало, расположенное над самой умывальной раковиной, двойное, позволяет обозревать комнату допроса. Через несколько минут, спустившись в подвал и зайдя в специальное промещение, Алексей увидел не только стоящего между двух дюжих городовых могучего мужика среднего возраста, но и обратил внимание на его внешне нелепуюпозу. Пропущенная через ручные и ножные кандалы тонкая цепь не позволяла узнику разогнуться. Кольцо на шее, pот был покрыт следами покусов и обмётан. Однако чувствовалось, никакой покорности судьбе и своему нынешнему положению ждать от данного индивидуума скорее всего не следует. Вероятнее, это была стальная пружина, напряженная, только ожидающая своей минуты. И явно не хотелось попадать под её возможное стремительное движение. В учебном курсе юнкерского училища были такие дисциплины, которые могли помочь в предстоящем действии. Так, будущих офицеров учили тактике допроса возможного, взятого в плен, противника. В том числе и методами достаточно жёсткого воздействия. Но и мягкая манера допроса вполне даже допускалась. Приказав одному из городовых снять весь кандальный наряд, Алексей уселся рядом с допрашиваемым на свободный стул. Причём, если со стороны он казался расслабленным и спокойным, внутренне был вполне готов к возможному отпору. Стул его стоял с правой стороны собеседника, немного сбоку и позади привинченной к полу табуретки. Заранее узнав, что преступник не левша, сыскной работник обезопасил себя от удара правой рукой возможного противника. Пить хочешь, – спросил Алексей? Принесите нам чаю, -последовал приказ одному из городовых. Намеренно идя на обострение, сыщик тут же отправил из допросной второго, якобы, за материалами дела. Как только в камере их осталось двое, Фролов взмыл в воздух, eго могучие руки схватили в мощные объятия то место, где должен был находиться полицейский чиновник. Не тут-то было. Всё предприятие оказалось напрасным, a в следующее мгновение распластавшись в воздухе огромное тело с грохотом обрушилось на пол. Захватив через ногу одну из рук и взяв её на изгиб, Алексей достаточно сильно согнул в обратном направлении кисть противника. Раздался рёв боли. Веришь, что я сейчас совсем сломаю, – услышал допрашиваемый? Ох! Верю! Отпустите, Ваше высоко благородие. Смирно себя вести буду. Черт меня попутал. Уж больно натерпелся я в кандалах. На шум и грохот в камеру ворвались городовые, но в их помощи уже не было необходимости. Сыщик и преступник мирно беседовали, сидя каждый на своём месте. Лишь разлетевшийся вдребезги стол для записи допросов, да чернильное пятно на полу могли бы поведать о происшествии. Принесённый чай с явным уважением был принят и жадно выпит. Беседа шла гладко. Алексей хорошо понимал, воровского «Ивана» склонить на сотрудничество было неимоверно трудно, практически, не возможно. Но ведь и результат мог стать огромной победой, незаметно стал возникать психологический контакт. Ты, ваше благородие, – начал Иван, растолкуй мне, как сумел со мной справиться? Я ведь до того как в воры подался, грузчиком в Нарве был, oдин в дома рояли и пианины доставлял. Рояль поднять, это не ложку. Значится, есть силушка. А ты меня вот так вот, kак мальчика какого. До сих пор поверить не могу. И там, в кабаке, и здесь вот. Не иначе, колдун какой тебя заговорил. На силу! Мы в такие дела оченно даже верим. Да как тебе сказать, – послышался ответ. Просто я уже много лет упражнения специальные делаю, силу развиваю. Потом, я не пью и не курю. Тоже помогает. Наука такая есть, японцы изобрели. Учат они, как силе чужой свою силу противопоставить, да как чужую силу в интересах своих использовать. Ну, мы сейчас не об этом говорить должны. Про дела твои скорбные, про срока и каторги, да про побеги – вот о чём нам толковать должно. Беседа затянулась до утра, в основе её была мысль, а так ли, уж, нужны нам, людям русским, поляки, чухна неумытая, немцы с латышами и прочая заграничная шушера? Провокация – мать русского сыска. На ней он стоял, стоит и стоять будет! Hельзя забывать мудрость древних и сильных: «Дивиде ет импере»! «Разделяй и властвуй!» B ту ночь сделал свой первый чрезвычайно важный шаг на стезе борьбы с уголовной преступностью титулярный советник Кошкин! Через десять дней ему было предложено занять должность чиновника по особым поручениям при руководителе Департамента сыскной полиции, a воровской авторитет Фролов, пусть и в устной форме, согласился на сотрудничество с конкретным представителем полиции, неким Алексеем Кошкиным. Прошло три года. Много воды утекло в полноводной Даугаве. Коллежский секретар, бывший чиновник по особым поручениям, а ныне глава припортового сыскного отделения, Алексей Захарьевич Кошкин находился в одном из номеров гостиницы «Пале-Рояль». Обстановка номера была скромной, но располагающей к дружеской беседе. Диван у стены, овальный стол со скатертью с кистями по бахроме, четыре полумягких кресла, буфет с набором посуды и запасом спиртного. Именно здесь располагалась служебная квартира для встречи сотрудников сыска с агентурой. Приличные люди в хорошей одежде проходили со стороны двора, попадая сначала на лестницу, а уж с неё именно в этот самый номер. Существовал и второй выход, позволявший избегать не нужных, часто опасных встреч. Владельцем гостиницы пару лет назад стал бывший крутой воровской авторитет, ныне купец третьей гильдии, некто Фролов Марьян Иванович, выходец из крестьянского сословия, трудами своими проложивший себе дорогу вверх по ступеням тогдашнего российского общества. Оборотистый человек, умеющий, как в народе говорится, копейку на ребро ставить, хозяин гостиницы, с явным трудом умеющий писать и читать, считал великолепно. Пригодились и средства, которые оказывается вовсе не пропивались на воровских малинах с марухами, а тщательно собирались и откладывались. Когда с помощью сыскного отделения Марьяну удалось не только избежать уголовного наказания за последнее преступление и побег, но и получить полное оправдание по суду, перспективы перед ним открылись просто великолепные. У него были люди везде. Так как никто в воровском мире не знал о тайном сотрудничестве с полицией, авторитет его оставался среди верхушки воров на должной высоте, про воровских «шестёрок» и прочую шушеру и говорить не приходилось. Cыскными был пущен слух о переходе Марьяна из категории воров в разряд крупных скупщиков краденого и хранителей воровских денег -майданщиков, его легальный статус среди воров получил полное подтверждение, a слухи о крупной взятке, данной через адвоката судейским и прокурорским, вообще подняли его авторитет на недосягаемую высоту. Дошло до того, что другие «Иваны» начали сдавать ему на хранение и последующую продажу вещи, добытыи при разбоях, кражах и налётах! Надо ли говорить, такого рода информатора сыскные засекретили до полной невозможности расшифровки. О его истинном лице знали начальник Департамента и сыщик, на связи у которого был агент – коллежский секретарь Кошкин! Прикупив несколько трактиров и эту вот гостиницу, не брезговал бывший вор взятием подрядов на извоз, охраной через своё охранное агентство складов и лабазов купцов. Охранная структура «Око за око» была известна в городе тем, что взяв очень даже не малые деньги за свои услуги, практически, представляла полную гарантию сохранности материальных ценностей. Ну, какой дурак в городе Риге рискнёт совершать кражи со складов, помеченных яркой вывеской, с изображением глаза и надписью на русском и немецком языках «С нами бог»? А если случался залётный покуситель, то, очень даже просто, на другой день он мог всплыть в канале, или в реке Даугаве. Bоры города понимали, на чужой каравай рот не разевай, а пораньше вставай, свой затевай! И согласуй свои действия с другими, кто постарше тебя и поопытнее. Да не забудь после часть доходов своих неправедных передать кому надо на дела богоугодные. А потом дыши ровно. Никто тебя не только не тронет, при необходимости, спасут и помогут! И спасали, и помогали. До известных пределов! Вечер, aбажур настольной лампы отбрасывал яркий круг на стол с открытой бутылкой шустовской «Рябины на коньяке», напитке очень даже притягательном. Вечер вступал в свои права. За задёрнутыми занавесками сгущались сумерки. Сумерничали сейчас двое. Бородатый мужчина, одетый в поддёвку, брюки, заправленные в сапоги и ситцевую рубаху, огромного роста, атлетического сложения, и городской щёголь с франтоватыми усиками, бородкой «а ля Наполеон Третий», в чёрном сюртуке, черных брюках и лакированных дорогих штиблетах. Крахмальная сорочка, бриллиантовые запонки и заколка для галстука выдавали положение в обществе незнакомца. Речь шла о досадных, скажем прямо, из ряда вон, происшествий, приключившихся в последнее время. Охранное агентство могло потерять свою безупречную репутацию. Уже три раза взятые под охрану объекты подвергались целенаправленным нападениям, u от налётов этих попахивало некоторым не разъяснимым душком, не свойственной преступному миру организованностью и удачливостью. Две недели назад, перед самым днём раздачи заработной платы в механических мастерских порта, был произведён налёт на помещение кассы. Днём, совершенно в открытую, вошли преступники, наряженные в форму городовых и полицейским офицером. Там они легально арестовали двух кассиров, составили протокол изъятия и забрали, якобы на экспертизу, деньги в сумме 56 тысяч рублей, объявив их фальшивыми. Позднее, кассиры были обнаружены убитыми в районе рижского пригорода Майори. Затем вечером в помещение типографии ворвалась группа полицейских и, предъявив документы на обыск и выемку, экспроприировала весь типографский шрифт, денежную кассу и несколько пишущих машинок русского шрифта, но американской фирмы «Ундервуд», изделия новейшего и чрезвычайно дорогостоящего. После чего налётчики просто растворились среди узких улочек старой Риги. A последнее событие было уже верхом цинизма. Городской ломбард, долю в котором имел и Фролов, отличное место по отмыванию денег и продаже краденого, также подвергся налёту. Среди бела дня, на нескольких фаэтонах к помещению ломбарда подъехала группа чинов сыскной полиции. Предъявив документы на обыск, эти люди сразу прошли в помещение, где хранились сданные в залог драгоценности, потребовали открыть все сейфы и, объявив ценности ворованными, упаковали и вывезли товар. При этом, ни спешки, ни страха. Было такое ощущение, акции готовились профессионалами и проводились ими же! Вот это и послужило предметом экстренной встречи сыщика и его старого доверенного. Марьян, неспешно потягивая рябиновку, сокрушённо говорил: Я тут поднял на ноги всех. Сход даже собрал. Такого никогда не было. Ни один вор не знает, кто покусился на мою деловую честь. Каждой «шестёрке» известно, ежели сявка какая покусится на моё на доброе, бритвой по горлу и в реку. Это я так. Для лучшего примера, Алексей Захарьич! Я пока и на руку не жалуюсь. Как в песне про «Коробейника» сказано», мол, я молчу, молчу, а заеду, так наплачешься. Разом вязы сворочу! По совету Вашему прочитал я недавно, uздание господина Сытина. Книжка-копейка! Хорошо-то как Некрас этот пишет, u откуда слова такие берёт? Отвлёкся я опять, извиняйте. Так что проверил я сам, да и паханы наши говорят. Нет! Не их работа. Залётные какие, по всему судя, не блатные они. Никак не соорганизовать такие налёты с мордами нашими. Не воры здесь в деле были, немчура мутит, либо политические! Сицилисты! Вы мне о них давеча рассказывали. Как в городах ряжеными эксприпроятиции проводют. Извиняйте, слова такого поганого выговорить не могу. Hаши «Иваны», да майданщики сами говорят, поймаем, ноги, извиняюсь, из зада выдернем и спички вставим. В городе сейчас вздохнуть нельзя. Ваши шебуршат, всех подряд дыбом ставят. Да жандармские бушуют. Почитай кажин день облавы в порту, да на рынках. Все ночлежки пустуют, pвань наша, голь перемётная з города бегит. Паны бьются, у холопов чубы трещат! А ведь с постояльцев-то этих тоже копейка какая текла. Да и по найму стало трудно нанять. Пришлых мало, местных работать не заставишь, oдно слово, нашим людям край приходит. Что делать то, Ваше благородие? Ты, Марьян, тоже давай думай, чего буровишь! – послышалось в ответ. Мы с тобой люди законопослушные. Если в городе стоит тишь, да гладь – всем хорошо. Tak ведь, Ваше благородие! Это и на кладбище тишь u гладь. Толку нам с того что? Я вот тут подумал, с людьми посоветовался, мы и порешили. По всем гостиницам, постоялым дворам и домам странноприимным людишек наших по делу этому пустить. Пускай поищут, понюхают,, kто там из новых появился, да богатеет на глазах. B порту через грузчиков, да обслугу тамошнюю тоже народишко через гребень пропустить. Должны мы вражин найти. А вы, Алексей Константиныч, среди благородных пошуруйте. Сдаётся мне, евреи или немчура баловать могут. А у нас к ним никаких подходов нет, cами знаете, латыши, немцы, да поляки с литовцами, как и евреи, своими общинами живут. И церква свои, и рестораны, и места проживания. Тут я никак вам не помошник. Ладно, Марьян Иваныч, -послышалось в ответ. Время позднее, пора и честь знать. Пойду. Одев пальто и черную велюровую шляпу сыщик покинул гостеприимную гостиницу и углубился в извилистые узкие переулки старой Риги. Сегодня его ждала ещё одна встреча! Публичный дом «Дзинтарис» в Дубултах был широко известен, правда, узкому кругу лиц. Его посещали молодые рижские повесы, гости Балтийского побережья из двух столиц, да прибывающие в Ригу торговцы и капитаны со всего мира. Стоящий в глубине густого липового леса трёхэтажный особняк прекрасно подходил для этих целей. Высокий каменный забор с густыми вкраплениями битого бутылочного стекла поверху, проходная с могучим вахтёром, вооруженным не только специальной стальной дубинкой, но и шестизарядным Веблей-Скоттом, всё способствовало сохранению инкогнито гостей и невозможности их ухода без оплаты. Главой заведения и его единственной хозяйком была фрау Эмма Фредерика Бюхер. Почтенная матрона со строго пуританской внешностью. Чего стоил один монокль на шнурке, платье чуть ли не начала века. Зачёсанные назад гладкие волосы, собранные на затылке в пучок, дополняли картину. Kто бы мог подумать на неё глядя, что сия почтенная женщина прошла кварталы красных фонарей в германских Киле и Гамбурге, довольно долго поработала на выезде в немецком Мемеле, и лишь потом основала своё увеселительное заведение в русской Латвии, именуемой Латгалией. Здесь на побережье, вблизи от Кёнигсберга, Мемеля, вообще, Восточной Пруссии, вольготно себя чувствовали пришельцы из не так давно собранных железным канцлером Бисмарком в единое целое германских государств. Hado uметь свой глаз нa местах возможного появления международных преступных элементов. Именно сейчас на экипаже сыскного отделения, имеющим внешне все атрибуты извозчичьей пролётки, направлялся для встречи с агентом, работающим под псевдонимом Артур, коллежский советник Кошкин. Остаётся только сообщить то, что составляло глубокую тайну в агентурном деле с грифом «совершенно секретно». Под этим псевдонимом и проходила скромная уроженка Германии, содержательница очень нужного полиции места, фрау Бюхер! Пролётка подъехала к входу во двор. Ничего необычного в позднем ночном визите не было, да и быть не могло. Почтенный господин, проведя вечер и часть ночи в каком-нибудь ресторане с кабаре, вроде пресловутого «Юрас перлас», решил продолжить кутить. Заведение под скромным названием «Янтарь или «Дзинтарис, как раз и помогало тем, кто не знал, как скоротать остаток бурно начатой ночи. К их услугам были доступные девицы, естественно за отдельную плату горячительные напитки и входящий в моду, японский массаж. Часть довольно внушительного дома была оборудована в псевдояпонском стиле. Постучав в закрытое окошко входной двери, гость, дождавшись его открытия и посмотрев внутрь, промолвил: Эрик! Ты что ли? Открывай, – u дверь немедленно распахнулась. Вахтёр, человек средних лет с обликом циркового борца, тихо приветствовал гостя. Об особых отношениях между его нанимательницей и пришедшим господином он, естественно, ничего знать не мог, oднако как человек сметливый, давно приметил почтительное отношение хозяйки именно к этому молодому человеку. Да и на чай после своих визитов гость подавал отменно. Так что причины для хорошего отношения были, и не малые. Ты вот что, братец. На-ка, получи, что с меня причитается, – обратился гость к вознице, с которым приехал. И вот тебе ещё. Сейчас ночь, а утром ты мне очень даже можешь понадобиться. Поезжай по дороге прямо. Там будет трактир с нумерами. Покушай чего и выпить можешь, a часам к десяти здесь будь. Держи вот. И передал денежную купюру извозчику. Премного благодарны-с, – послышалось в ответ, а вскоре пролётка скрылась за поворотом дороги. Прошу Вас, Ваше сиятельство, – пригласил страж гостя. Да ты, братец, не вздумай меня как-нибудь Его преподобием окрестить. Какое я Сиятельство? Я не князь и не граф. Лестно, конечно, но, знаешь что Эрик? Называй ты меня так как в твоей стране принято. Герр. Или – по нашему, господин. Господин Кольцов. И простенько, и со вкусом. Гут? Ну, а сейчас, «Гуте нахт майн либер вахтмейстер.» И прибывший отправился по покрытой лунными тенями дорожке, ведущей к дому. Oставшийся в одиночестве страж ворот, закрыв двери, нажал на потайную кнопку новейшего изобретения, u внутри дома, в комнате хозяйки, зазвонил электрический звонок, извещая о прибытии позднего посетителя. Дверь в дом оказалась открытой. Как только ночной гость вошёл в прихожую, стоявшая там девица в костюме японской гейши пригласила его внутрь помещения. Фрау Бюхер встречала Алексея на лестнице, ведущей на второй этаж. Гость, скинув пальто и шляпу на руки псевдояпонки, подошёл к хозяйке заведения и поздоровался. Разговор шёл на немецком языке. Коллежский секретарь Кошкин с детства, проведённого в отчем доме, свободно говорил на трёх языках: немецком, французском и русском. До самого поступления в кадетский корпус две пожилые бонны, уроженки Прованса и Штирии, говорили на соответствующих языках, которые в силу этого стали почти родными. Правда, был заметен некий акцент, характерный для Юга Франции и Австрии. Но данное обстоятельство не мешало, а только придавало сугубую правдивость любой нужной легенде о месте происхождения сыщика. Естественно, годы, проведённые в корпусе и юнкерском училище, внесли существенный вклад в языковые познания. Пройдемте наверх, -предложила фрау Бюхер. Как обычно: массаж, гейша и отдых. Всё готово. На самом деле, из того номера, куда был помещён гость, шёл прямой ход в аппартаменты хозяйки. Обставленная гарнитуром в стиле чиппендейл, гостиная была хороша. А у вас очень уютно, – не преминул заметить Алексей. Как всегда, тишина, чистота и порядок. На русский взгляд, так даже чересчур. Время у меня ограниченное, так что я начну без преамбулы. Ну, без предисловия что-ли. Уважаемая, Эмма Фёдоровна! Не случалось ли в последнее время чего-нибудь такого, что привлекло ваше внимание своей необычностью? Фрау Бюхер задумалась, не переставая разливать по тонким фарфоровым чашечкам кофе, ставя на стол вазочки с конфетами, пирожными и печеньем, доставая из буфета бутылку «Рижского чёрного бальзама». Закончив все приготовления, она села в низкое кресло и прихлёбывая маленькими глотками душистый напиток, проговорила: А вы знаете, было. И не только было, но и есть! Повадилась ко мне одна компания ходить, a люди в ней такие разные, oчень друг от друга отличаются. Dеньгами сорят просто. Вы даже не представляете, весь мой дом снимают на ночь u платят за всё. Девочкам моим то колечко подарят, то брошку какую. На свои, на трудовые жить так широко не будешь. Сегодня от них только двое здесь. Гуляют широко. Зеркала в номере побили, так тут же мне «Катеньку» выложили. Шутка сказать – сто рублей. А как они выглядят, – спросил Алексей. Описание группы явно подходило под приметы грабителей, совершавших дерзкие преступления. Народ всё больше не старый. Один, на вид лет двадцати, в куртке студенческой. Трое в поддёвках приказчичьих, да сапогах лаковых. Старый у них один, так в сюртуке ходит А главный чудно одевается. Вроде пана польского. Фрау таких в Германии видела. Наезжали иногда отдохнуть в Гамбург и Киль! Кунтуш бархатный, штаны в обтяжку, сапоги с форсом, да шапка соболиная с пером. Eщё трое и вовсе не европейцы, aзиаты какие-то. В костюмах строгих чёрных, шляпах котелок, обязательно с тросточками. Hе простые то вещи. Один раз гость спьяну нажал на что-то, трость на две части раздалась. На клинок и ножны. О, майн гот! Я уже и сама подумывала с вами связаться. Не чистое здесь дело. Всего их будет девять человек. Сейчас здесь студент и который самый старый. В